Роалд Дал. Фантазер 7800

      Мальчик ладонью нащупал на коленке коросту, ко­торая покрыла давнишнюю ранку. Он нагнулся, чтобы повнимательнее рассмотреть ее. Короста -- это всегда интересно: она обладала какой-то особой притяга­тельностью, и он не мог удержаться от того, чтобы время or времени не разглядывать ее.

      Да, решил он, я отковыряю ее, даже если она еще не созрела, даже если в середине она крепко держится, да­же если будет страшно больно.

      Он принялся осторожно подсовывать ноготь под край коросты. Ему это удалось, и, когда он поддел ее, почти не приложив к тому усилия, она неожиданно отвалилась, вся твердая коричневая короста просто-напросто отвали­лась, оставив любопытный маленький кружок гладкой красной кожи.

      Здорово. Просто здорово. Он потер кружочек и боля при этом не почувствовал. Потом взял коросту, положил на бедро и щелчком сбил ее, так что она отлетела в сторону и приземлилась на краю ковра, огромного крас­но-черно-желтого ковра, тянувшегося во всю длину хол­ла от лестницы, на ступеньках которой он сидел, до вход­ной двери. Потрясный ковер. Больше теннисной площад­ки. Еще как больше. Он принялся с серьезным видом и с нескрываемым удовольствием рассматривать его. Рань­ше он вообще не обращал на него внимания, а тут вдруг ковер точно заиграл всеми красками, и они просто осле­пили его.

      Я-то понимаю, в чем тут дело, сказал он про себя. Красные пятна -- это раскаленные угли. Сделаю-ка я вот что: дойду до двери, не наступая на них. Если наступлю на красное, то обожгусь. Наверно, весь сгорю. А черные линии на ковре... Ага, черные линии -- это змеи, ядови­тые змеи, в основном гадюки и еще кобры, в середине толстые, как стволы деревьев, и если я наступлю на од­ну из них, то она меня укусит и я умру еще до того, как меня позовут к чаю. А если я пройду по ковру и при этом не обожгусь и меня не укусит змея, то завтра, в день рождения, мне подарят щенка.

      Он поднялся по лестнице, чтобы получше рассмотреть это обширное красочное поле, где на каждом шагу тебя подстерегает смерть. Смогу ли я перейти через него? Не мало ли желтого? Идти ведь можно только по желтому. По силам ли вообще такое кому-нибудь? Решиться на это рискованное путешествие -- непростое дело. Мальчик со светло-золотистой челкой, большими голубыми глазами и маленьким острым подбородком с тревогой глядел вниз поверх перил. В некоторых местах желтая полоска была довольно узкой и раз или два опасно прерывалась, но, похоже, все-таки тянулась до дальнего конца ковра. Для того, кто только накануне с успехом прошел весь путь по уложенной кирпичами дорожке от конюшни до лет­него домика и при этом ни разу не наступил на щели между кирпичами, эта новая задача не должна показать­ся слишком уж трудной. Вот разве что змеи. При одной только мысли о змеях он от страха ощутил покалывание в ногах, точно через них пропустили слабый ток.

      Он медленно спустился по лестнице и подошел к краю ковра. Вытянув ножку, обутую в сандалию, он осторож­но поставил ее на желтую полоску. Потом поднял вто­рую ногу, и места как раз хватило для того, чтобы встать двумя ногами. Ну вот! Начало сделано! На его круглом лице с блестящими глазами появилось выражение сосре­доточенности, хотя оно, быть может, и было бледнее обычного; пытаясь удержать равновесие, он расставил руки. Высоко подняв ногу над черным пятном, он сделал еще один шаг, тщательно стараясь попасть носком на уз­кую желтую полоску. Сделав второй шаг, он остановился, чтобы передохнуть, и застыл на месте. Узкая желтая по­лоска уходила вперед, не прерываясь, по меньшей мере ярдов на пять, и он осмотрительно двинулся по ней, сту­пая шаг за шагом, словно шел по канату. Там, где она наконец свернула в сторону, он вынужден был сделать еще один большой шаг, переступив на сей раз через уст­рашающего вида сочетание черного и красного. На се­редине пути он зашатался. Пытаясь удержать равнове­сие, он дико замахал руками, точно мельница, и снова ему удалось успешно преодолеть отрезок пути и пере­дохнуть. Он уже совсем выбился из сил, оттого что ему все время приходилось быть в напряжении и передви­гаться на носках с расставленными руками и сжатыми кулаками. Добравшись до большого желтого острова, о а почувствовал себя в безопасности. На острове было мно­го места, упасть с него он никак не мог, и мальчик про­сто стоял, раздумывая, выжидая и мечтая навсегда остать­ся на атом большом желтом острове, где можно чувство­вать себя в безопасности. Однако, испугавшись, что он может не получить щенка, он продолжил путь.

      Шаг за шагом он продвигался вперед и, прежде чем ступить куда-либо, медлил, стремясь точно определить, куда следует поставить ногу. Раз у него появился выбор--­либо налево, либо направо, и он решил пойти налево, по­тому что, хотя это было и труднее, в этом направлении было не так много черного. Черный цвет особенно беспо­коил его. Он быстро оглянулся, чтобы узнать, как дале­ко ему удалось пройти. Позади почти половина пути. Назад дороги уже нет. Он находился в середине и воз­вратиться не мог, как не мог и уйти в сторону, потому что это было слишком далеко, а когда увидел, сколько впереди красного и черного, в груди его опять появилось это противное чувство страха, как это было на прошлую Пасху, в тот день, когда он заблудился, оказавшись сов­сем один в самой глухой части леса.

      Он сделал еще один шаг, осторожно поставив ногу на единственное небольшое желтое пятно, до которого смог дотянуться, и на этот раз нога его оказалась в сантимет­ре от черного. Она не касалась черного, он это видел, он отлично видел, как узкая желтая полоска проходила меж­ду носком его сандалии и черным, однако змея зашеве­лилась, будто почуяв его близость, подняла голову и уста­вилась на его ногу блестящими, как бусинки, глазами, следя за тем, наступит он на нее или нет.

      -- Я не дотронулся до тебя! Ты не укусишь меня! Я же не дотронулся до тебя!

      Еще одна змея бесшумно проползла возле первой, подняла голову, и теперь в его сторону были повернуты две головы, две пары глаз пристально следили за его ногой, уставившись как раз в то место под ремешком сандалии, где видна была кожа. Мальчик сделал несколь­ко шагов на носках и замер, охваченный ужасом. Про­шло несколько минут, прежде чем он решился снова сдвинуться с места.

      А вот следующий шаг, наверно, будет самым длин­ным. Впереди была глубокая извивающаяся черная ре­ка, протекавшая через весь ковер, а там, где он должен был через нее перебираться, находилась ее самая широ­кая часть. Поначалу он задумал было перепрыгнуть че­рез нее, но решил, что вряд ли сумеет точно приземлить­ся на узкую полоску желтого на другом берегу. Он глу­боко вздохнул, поднял одну ногу и стал вытягивать ее вперед, дюйм за дюймом, все дальше и дальше, потом стал опускать ее, все ниже и ниже, и наконец сандалия благополучно коснулась желтого края, а затем и ступила на него. Он потянулся вперед, перенося тяжесть тела на эту ногу. Потом попытался переставить и другую ногу. Он вытягивал тело, но ноги были расставлены слишком далеко, и у него ничего не получалось. Тогда он попро­бовал вернуться назад. Но и из этого ничего не вышло. У него получился шпагат, и он почти не мог сдвинуться с места. Он посмотрел вниз и увидел под собой глубо­кую извилистую черную реку. В некоторых местах она начинала двигаться, раскручиваться, скользить и засвети­лась каким-то ужасным маслянистым блеском. Он зака­чался, дико замахал руками, силясь удержать равнове­сие, но, похоже, только испортил дело. Он начал падать. Поначалу он медленно клонился вправо, потом все бы­стрее и быстрее. В последнее мгновение он инстинктивно выставил руку и тут увидел, что этой своей голой рукой может угодить прямо в середину огромной сверкающей массы черного, и, когда это случилось, он издал пронзи­тельный крик ужаса.

      А где-то далеко от дома, там, где светило солнце, мать искала своего сына.